Первые попечительства в России

Первую попытку создать в России упорядоченную систему попечения о нуждающихся по европейским образцам сделал Петр I. По замыслу основателя империи, духовное ведомство должно было позаботиться о богадельнях для тех, кто уже не мог трудиться на „государственную пользу", остальными же нищенствующими надлежало заняться магистратам. В соответствии с суровыми нравами петровских времен нищих-мужчин предполагалось принудительно определять в „смирительные дома, чтобы в дальнейшем использовать на тяжелых работах, нищенок — в „прядильные. Аналогичная система „работных домов почти тюремного режима существовала в XVIII веке и в просвещенной Англии. Подобный проект по духу вполне вписывался в петровское законодательство, но в годы непрерывных войн и строительства нового государства у царя- реформатора, видимо, не хватило времени и сил претворить его в жизнь.

Более гуманный характер носила идея воспитательных домов для детей-подкидышей. В 1715 году Петр повелел „в Москве и в других городах" возле церковных оград открыть специальные госпитали и „объявить указ, чтобы зазорных младенцев в непристойные места не отметывали, но приносили бы к вышеозначенным гошпиталям и клали тайно в окно чрез какое закрытие, дабы приносимых лиц не было видно". Однако и эти дома просуществовали всего несколько лет, и вскоре стали закрываться один за другим.
После смерти Петра частые дворцовые перевороты и борьба придворных группировок также не способствовали привлечению внимания престола к проблеме благотворения. Императрица Елизавета, щедро жертвовавшая „на бедных, предпочитала делать это в рамках освященных временем традиций церковной благотворительности, одаривая храмы и монастыри. Новый, по-настоящему государственный подход к созданию системы попечения о нуждающихся появился лишь с приходом к власти „северной Минервы" — Екатерины II.

Известный общественный деятель и просветитель тех лет И. И. Бецкой представил ей в 1763 году „генеральный план Императорского Воспитательного дома в Москве", который императрица утвердила особым манифестом. Уже 21 апреля 1764 года состоялось торжественное открытие Дома, причем государственных средств на его содержание не выделялось, а предполагались „доброхотные подаяния" благотворителей. Помимо них, Воспитательный дом получил особую привилегию: в его пользу перечислялся специальный налог на ввозимые в страну игральные карты. В 1772 году при нем были образованы три казны — сохранная, ссудная и вдовья. Доходы от них намного превзошли все ожидания, обеспечив финансовую независимость воспитательных учреждений. 6 сентября 1772 года было открыто и отделение Московского дома в Петербурге, ставшее затем самостоятельным.
По мысли Бецкого, воспитательные дома должны были сыграть огромную роль в обновлении российского общества, многие проблемы которого коренились в негативном влиянии невежественного и зараженного предрассудками старшего поколения на юное. Поскольку в семьях — дворянских, купеческих, крестьянских — такое влияние непреодолимо, так как родители являются естественными воспитателями своих детей, Бецкой возлагал надежды на закрытые государственные учреждения, где молодое поколение будет готовиться к новой жизни в духе лучших идей Просвещения и под руководством гуманных наставников. Разумеется, сироты и брошенные дети подходили для этой цели лучше всего. „Из безродных и бесприютных детей, воспитанных в Воспитательных домах ... надеялись создать в России недостававших третьего чина и нового рода людей", — отмечал автор конца XIX века. Отсюда и важнейшее в крепостной России установление, введенное Бецким для Воспитательных домов — „все питомцы и питомицы, дети их и потомки навсегда остаются вольными и ни под каким видом закабалены или сделаны крепостными быть не могут; имеют право покупать себе дома, лавки, устраивать фабрики и заводы, вступать в купечество, заниматься всякими промыслами и вполне распоряжаться своим имуществом". Любой человек мог принести младенца в Воспитательный дом, не давая при этом никаких пояснений, кроме одного — окрещен ребенок или нет.

Педагогическая программа Бецкого была тщательно разработана и проникнута гуманным отношением к воспитанникам, императрица всецело разделяла его идеи и поддерживала практические шаги главного попечителя Воспитательных домов, но решение столь грандиозной задачи — с помощью попечения о брошенных детях обеспечить Россию просвещенными гражданами — оказалось недостижимым.
Тяжелой проблемой с самого начала оказалась детская смертность — кормилиц не хватало, рост числа приносимых младенцев привел к переполнению грудных отделений и, следовательно, распространению инфекционных заболеваний. В 1767 году, например, дело дошло до того, что из 1089 принесенных тогда детей умерло 1073. Чтобы как-то преодолеть ужасающую смертность, опекунский совет признал за лучшее раздачу детей на воспитание по деревням, что несколько поправило положение. Однако даже спустя целое столетие, по официальным данным, в Санкт- Петербургском Воспитательном доме 75% приносимых детей умирало, не дожив до одного года.
Несмотря на многочисленные трудности, с которыми сталкивался И. И. Бецкой, значение его деятельности трудно переоценить. Ему принадлежит та несомненная заслуга, что помощь брошенным детям — возможно, самым нуждающимся из нуждающихся — была признана важной задачей государства и общества, несмотря на сильнейшие предрассудки, существовавшие в этом отношении (известны слова одного видного екатерининского вельможи, что таким детям „лучше быть в Москва-реке, чем в Доме"). В 1775 году „Учреждение об управлении губерниями" установило создание особых приказов общественного призрения, которым поручалась забота об образовании, содержании и управлении сиротскими воспитательными домами.

После ухода из жизни И. И. Бецкого и Екатерины II, ведущая роль в деле организации благотворительных учреждений перешла к супруге императора Павла — Марии Федоровне. Воспитанная в духе уважения к идеям Просвещения, она была гуманным и деятельным человеком, хотя и без присущей Екатерине Великой широты взглядов. 12 ноября 1796 года, сразу после начала нового царствования, Мария Федоровна была поставлена „начальствовать над воспитательным обществом благородных девиц", и, проявив большую энергию, смогла привлечь для него много пожертвований. Уже в начале следующего, 1797 года императрица выступила с особым мнением о преобразовании работы общества, причем настаивала на более жестком сословном разделении воспитанниц. Павел утвердил предложенный супругой проект 1 1 января 1797 года, однако не допустил сокращения приема „мещанских девиц". Как свидетельствовала исследовательница истории женского образования в России Е. И. Лихачева, новые правила, составленные императрицей, „служат ясным подтверждением того, что цель Екатерины при основании общества — смягчение нравов путем воспитания и образования русского юношества — была оставлена тотчас после ее смерти, а государственная, общественная идея, руководившая Екатериною, была заменена целями сословными и благотворительными".

Несмотря на это, деятельность Марии Федоровны составила целую эпоху в истории российского просвещения, медицины и благотворительности. 2 мая 1797 года ей было поручено главное начальство над всеми Воспитательными домами. Императрица проявила большую заботу об улучшении их санитарно-гигиенического состояния; для этого число детей, воспитываемых в домах обеих столиц, было ограничено пятьюстами в каждом, причем предполагалось, что оставаться в них будут лишь „совершенно слабые дети, требовавшие непрестанного ухода". Более крепких младенцев (1779-1826)                 во  избежание перенаселения                                 домов предписывалось  „отдавать                в                       казен
ные государевы деревни благонадежным и доброго поведения крестьянам с целью приучить питомцев к правилам сельского домоводства". Мальчики должны были воспитываться в крестьянских семьях до 18, девочки — до 15 лет.
Активность Марии Федоровны в деле попечительства объяснялась, вероятно, не только ее гуманным характером, но отчасти и большим честолюбием. Имея перед глазами пример Екатерины Великой, десятилетиями самодержавно властвовавшей над всей Российской империей, Мария Федоровна, по-видимому, болезненно переживала отсутствие какого-либо заметного своего влияния на государственные дела. Ее властные амбиции (ярко проявившиеся всего один раз — в страшную для императорской семьи ночь с 11 на 12 марта 1801 года, когда был убит Павел I, и тогда же потерпевшие тяжелое крушение) заставили ее на всю оставшуюся жизнь замкнуться в гордой роли вдовствующей императрицы, часто не одобрявшей действия своих царственных сыновей. Тем большее внимание оказывала она той единственной сфере, где ее власть и авторитет были бесспорны — сфере покровительства нуждающимся.

За более чем 30 лет управления этими учреждениями императрицей были основаны или приняты под свое покровительство сиротское училище (Мариинский институт), училища ордена св. Екатерины в Петербурге и Москве, девичье училище военно-сиротского дома (Павловский институт), акушерский институт в Москве и повивальный в Санкт-Петербурге, Александровское училище в Москве, Гатчинский сельский воспитательный дом, Харьковский институт, училище для солдатских детей и училище для дочерей чинов Черноморского флота, а также многие другие. «Учебные заведения эти, — отмечал в конце XIX века А. Е. Яновский, — особенно состоящие под непосредственным управлением Марии Федоровны, были хорошо обеспечены в материальном отношении; пяти столичным институтам она пожертвовала при жизни и оставила по завещанию до 4 миллионов рублей... В основание системы женского образования положен был сословный принцип, который проводился до мельчайших деталей. Для всех классов общества, для всякого звания, чина и положения, занимаемого родителями девушки, императрица учреждала особые заведения, с точно ограниченным курсом учения и особым устройством... Мария Федоровна ... стремилась к „практической" постановке дела... Соответственно этому, в „составе благородного воспитания" на первое место выдвигалось знание французского языка, за которым непосредственно следовали танцы и хорошие манеры. Образование мещанок должно было иметь профессиональный характер, т.е. приготовлять учительниц и воспитательниц в дворянских домах».

Если Марии Федоровне принадлежала бесспорно руководящая роль в создании системы попечительства о нуждающихся в России первых десятилетий XIX века, то пример наиболее искреннего и бескорыстного служения делу благотворительности дала в те же годы другая российская императрица — супруга Александра I Елизавета Алексеевна. Как известно, ее семейная жизнь не сложилась, и царствующая государыня, уступив весь блеск двора „порфироносной вдове" Марии Федоровне, сосредоточилась на „стремлении делать добро" в возможных для нее масштабах.
С 1812 года она отказалась от положенного ей, как императрице, миллионного содержания, ограничившись 200 тыс. рублей в год, но и из этой огромной по тем временам суммы тратила на свое личное представительство и очень небольшой придворный штат не более 15 тысяч, оставляя все остальное на пособия нуждающимся. Это делалось ею столь скромно, что лишь после ее кончины стало известно о многих выплачивавшихся ею без какой бы то ни было огласки пенсиях и пособиях. При поддержке Елизаветы Алексеевны были основаны и успешно работали дома трудолюбия в Петербурге, Москве и Симбирске; она была не только покровительницей, но и душою Женского патриотического общества. Будучи уже тяжело больной, она потеряла безвременно скончавшегося 19 ноября 1825 года супруга. Новый император, Николай I, назначил ей годовое содержание в миллион рублей, но Елизавета Алексеевна ограничилась лишь суммой, положенной вдовствующим императрицам по закону, из остальной же части был образован первоначальный фонд Комитета призрения гражданских чиновников.
Когда она тихо умерла 4 мая 1826 года в Бе- леве, ее личные драгоценности, оцененные в 1 300 000 рублей ассигнациями, были выкуплены императором в кабинет, и эти деньги направлены на поддержку Патриотического института и дома трудолюбия в Петербурге (впоследствии Елизаветинский институт), как учреждений, пользовавшихся особенно заботливым вниманием их основательницы.
В месте же ее кончины — Белеве — в память Елизаветы Алексеевны был учрежден вдовий дом для призрения 24 человек, причем женщины туда принимались вне зависимости от их принадлежности к тому или иному сословию, что говорит о весьма передовых взглядах этой замечательной благотворительницы.
Основанное 16 мая 1802 года Императорское Человеколюбивое общество стало одним из наиболее гуманных начинаний, характеризующих „дней александровых прекрасное начало". Рескриптом молодого императора, искренно воодушевленного идеей высокого общественного служения государственной власти, предписывалось „для вспомоществования истинно бедным в столице составить особое благотворительное общество". При этом особое внимание было обращено на организацию медицинской помощи нуждающимся, для чего Александр I повелел создать специальный медико-филантропический комитет. Уже через два года „комитет этот учредил бесплатное домовое лечение бедных и диспансерии в разных частях города, где приходящие больные получали от врачей советы и лекарства бесплатно. Были избраны врачи для бедных и открыты лечебницы". По мысли венценосного основателя Человеколюбивого общества, оно должно было стать организующим центром благотворительной деятельности в стране, причем значительную часть расходов брал на себя сам император; предполагались также пожертвования частных лиц, — как российских подданных, так и иностранцев. В 1805 году для этой цели был открыт Попечительный о бедных комитет, получавший ежегодно императорскую субсидию в 40 тысяч рублей, увеличенную через пять лет до 76 тысяч (комитету были переданы дела о помощи нуждающимся, которые обращались непосредственно в государственные учреждения). Деятельность Человеколюбивого общества развивалась столь бурно, что его средств хватало далеко не на все проекты, рассматривавшиеся его руководителями: так, в числе прочих, предполагалось создать и комитет для бесплатной юридической помощи неимущим петербуржцам.

• < Назад